Все остальные жители города в холодные, стылые времена топили печки. Потрескивание дров, живой огонь, волшебное, согревающее тепло. А на плите варится обычный ужин - кастрюля щей с мясом. Без всяких там изысков, кулинарных затей и приправ. Мясо по воскресеньям брали на рынке. Так что всегда свеженькое. Больше ничего к ужину на стол не подавалось: щи и мясо. Не до разносолов, когда в ходу только печная плита, да и времени у мамы нет: вон опять на столе груда тетрадей, принесенных из школы на проверку.
Впрочем, вкуснятина все же случалась: очищенная картошка, разрезанная вдоль на тонкие полоски. Полоски посыпаны солью и упрятаны на пару минут в уже почти протопленную печь, на угли. Получалось поджаристо и очень вкусно!
Ещё в нашей коммуналке на достаточно большой кухне в 26 квадратных метров на три семьи была русская печь. Во время войны кухня вместе в печью принадлежала эвакуированным, но это было ещё до нашего появления на свет. В пятидесятые кухню отдали тете Шуре Черных и ее семье. Главный семьянин конопатил вновь строящиеся дома в колхозах, а поэтому с семьёй бывал редко. Видимо, прикормила его деревенская вдовушка — мужики-то после войны наперечет. Рисково было отпускать мужа на сторону, но, видимо, заработки были хорошими, и тетя Шура отпускала. Тогда она нигде не работала, но постоянно то пряла шерсть, то вязала носки, а став разведенкой, пошла в дворники.
С детьми тетя Шура легко находила общий язык, не сюсюкала, а разговаривала, как с равными. Но иногда выдавала такие перлы, что, не понимая смысла, мы угадывали в сказанном что-то неприличное. Ее знали все в округе и она знала про всех всё. С ней было интересно. Однако мой отец строгих правил, не любивший сплетен, запрещал мне ходить на кухню — квартира всегда именовалось именно так, а я запрет нарушала и на кухне появлялась частенько. Там же была русская печь!
Блаженство тепла, когда за окном около минус сорока, уроки в школе отменены и можно залечь на тети Шурину кирпичную лежанку вместе с подружкой, тоже Танькой, и нежиться на устланной домотканными дорожками и фуфайками почти горячей кирпичной станине нашей спасительницы. Дома-то ещё холодно, родители на работе, печки не топлены, а тут пожалуйста — все тридцать три удовольствия. Иногда, задрав ноги под потолок, мы затевали игру в слова, или просто делились школьными новостями. Тете Шуре больше всего нравилось, когда мы обсуждали мальчишек из класса и кто кому нравится. Так что она всегда находилась в курсе наших личных симпатий и антипатий. Иногда даже брала карты в руки и спрашивала, не погадать ли, не разложить ли по столу пасьянчик. Или забиралась к нам на печку и, согнувшись под потолком начинала ворожить на червонного короля. Обычно случалось это как раз в святки. Гадали часто, потому как и симпатии наши в те годы то и дело менялись.
Повзрослев, к тете Шуре на посиделки бегать не перестали. К каждому празднику она закупала пачку красочных открыток и поздравляла многочисленную родню, разбросанную по всему Советскому Союзу. Открытки подписывать под ее диктовку надлежало нам. Когда наши кавалеры ушли в армию, тетя Шура пряла и вязала для них из добротной овечьей шерсти носки. И опять же непременно гадала, раскидывая карты по столу. Странное дело, но мы с подругой даже не вникали и не пытались запомнить,что означает та или иная карта, масть, ее расположение в пасьянсе. А у полуграмотный дворничихи все получалось складно и почти достоверно.
Работала тетя Шура дворником по нашей улице, вставала чуть свет, зато весь день свободный. Было у нее двое детей. Старшую Галину мы практически не знали, видели раза два. Первый, это когда она привезла к бабушке внука Серёжку лет трех, а сама уехала на учебу. Потом работала крановщицей на Конаковской ГЭС. В другой раз, лет десять спустя, приехала с дочкой лет пяти. Малышка была красоткой, как кукла, и походила на маму. Сын тети Шуры, Витька, старше нас года на четыре, ещё поучаствовал в наших играх. Точнее, мы в его. Он сделал городки, и эта игра развлекала нас целое лето. Витька не чурался попрыгать в наши классики, а мы с удовольствием откликались на его призыв поиграть в лапту. Понятно, что став взрослее, он уже не обращал на нас никакого внимания. Помню, его попытку поступать на философский факультет Ленинградского университета, но неудачно. А перед лицом маячил пример старшего двоюродного брата, жившего а нашем же доме: Володя из довоенного поколения, ровесник моей старшей сестры. Не имея крепкого семейного тыла в лице зажиточных родителей, он поступил и успешно закончил Московский технический вуз, затем аспирантуру, стал учёным и преподавал а том же институте, который закончил. Два его младших брата, увы, не имели такого же стремления к образованию, так что Володя был единственной гордостью своей матери, работавшей санитаркой в госпитале.
Тетя Таисья приходилось родной сестрой тете Шуре, но признать хоть какое-то малейшее сходство в характерах родственниц не было ни малейшей возможности: Таисью боялись и в гости по-соседски особо не наведывались. Шура знавала полгорода и ее знали очень многие. Людям, нравится, когда ими интересуются, а тетя Шура интересовалась, без всяких оговорок старалась пособить, если просили. Была надобность посидеть в няньках с Серёжкой Егоровым, сыном двух докторов, она брала спицы с вязанием и нас впридачу для игр с ее подопечным и отправлялась на другой конец улицы. Потом она водилась с внуком Калининых трехлетним Гошкой. Калинины жили в одном доме на первом этаже под нами. И мы с подружкой опять сопровождали тетю Шуру, чтобы побрякать на старинном, с подсвечниками немецком пианино, которое, как магнитом, притягивало нас к себе.
Заметив такое восторженное отношение к инструменту, Аля, Гошкина мама, Алевтина Сергеевна Ларькова, преподававшая в нашей музыкалке, взялась нас с подружкой обучать основам музыкальной грамоты. Давала самые настоящие частные уроки за просто так, бесплатно, а Таньку ещё и подкармливала периодически: в семье подруги росли ещё два пацана, так что не до шику, не до жиру. В общем старый наш дом населяли очень разные люди. О некоторых из них я уже рассказала. Не надо думать, что все между собой ладили. Это не так. Тетя Шура недолюбливала и много лет вообще не разговаривала с Ксенией Митрофановной. А тетю Шуру терпеть не могла тетя Галя с первого этажа. Однажды эта вражда закончилась очень печально, послужив возможной причиной тети Шуриной смерти. Умерла она от опухоли мозга. На ее похороны собралось очень много народа. Будто хоронили не простую дворничиху, а какого- нибудь коммунального начальника. Так ведь и знали нашу соседку полгорода...
Татьяна Вылегжанина
Подробнее...