Он был родным братом моей бабушки, которую моя мама почти не помнила, потому что рано осталась сиротой. Бабушка умерла в 1924 году. Иван Лукич, прожив длинную-длинную жизнь, знал многое из нашей родословной, был знаком с котельничской интеллигенцией своего времени, много лет дружил с Гриневской - вдовой брата писателя Александра Грина. Время стерло то, что могло стать памятью, окажись я любопытнее и мудрее. Это предисловие к тому, чтобы молодые 21 века не ленились и не откладывали на потом, а расспрашивали бы своих бабушек-дедушек-тетушек-дядюшек о впечатлениях жизни, и записывали бы мгновения и детали пережитого ими. Как верно подметил наш земляк писатель Леонид Рахманов: Люди - народ интересный. Из их воспоминаний, будто из пазлов, можно собрать не общую, а вполне конкретную картинку былого.

… С бабой Любой, девяностодвухлетней котельничанкой Любовью Савельевной Безденежных, я познакомилась 10 лет назад совершенно случайно, разыскивая хоть кого-то, кто бы мог знать семью стряпчего Кисельникова, у которого, по свидетельству его московских родственников, на «Титанике» погибли дочь и внук. Кисельников со своей семьей до революции проживал на Остроконе. Так в те далекие времена котельничане именовали Остроконскую площадь – сейчас улица Шмидта в районе железнодорожного моста.

Женщина у колонки, набиравшая воду, на мои расспросы о стариках, проживающих на Шмидта, кивнула на полукаменный дом: «Старше этой бабки никого не найдете».

Бабушка Люба

Бабулька, Любовь Савельевна, напоминала почти облетевший божий одуванчик, но отличалась хорошей памятью и словоохотливостью. Всю свою жизнь она провела в одном и том же доме. Со слов моей собеседницы, домовладение мещанина Безденежных по именному списку домохозяев города Котельнича, составленному в 1891 году, числилось под номером 243. Федор Миронович Безденежных приходился Любовь Савельевне неродным дедом. Домовладение Кисельникова под номером 240 располагалось наискосок. Рядом в 241 жила известная Котельничу тех времен сплетница Моролиха, мещанка Анна Ивановна Моролева. А чуть ниже Острокони жил самый богатый человек в округе Метелев. За ним числилось два дома. Как вспоминала бабушка Люба, у ворот главного метелевского дома на цепи сидел медведь, и проходившие с реки рыбаки непременно баловали косолапого свежей рыбкой. Впрочем, мишке и без подачек жилось вполне себе сытно – хозяин был первым колбасником в городе. Делал и продавал в Котельниче колбасу. А вообще Остроконю населяли сплошь мещане, в отличие, допустим, от Московской, где располагались кирпичные дома и магазины местного купечества.

Здесь когда-то стояли дома колбасника Метелева

Однако после революции судьба тех и других оказалось схожей. Многих жителей с Острокони повыгоняли из своих домов, как сказала бабушка Люба, «раскулачили», и редко у кого потом жизнь сложилась благополучно. Что ни семья – то своя трагедия.

Незадолго до революции, в 1917 году, Любина мама оплакивала гибель горячо любимой младшей сестры Агнеши, которую средь белого дня, в центре города, на Московской, зарезала Бобриха, жена инспектора народных училищ Боброва. Такие вот страсти кипели в маленьком городке. В 1920 на железнодорожных путях бандиты убили младшего брата матери чекиста Алешеньку.

- Посмотри, какой красавец был, - указывает бабушка Люба на семейный «иконостас» - старые фотографии на стене под одной рамкой.

- Потом за рекой в том же 20-м году много людей расстреляли. Кем они были, не знаю. А еще нас с мамой как-то взяли понятыми, когда имущество колбасника Метелева описывали. Того самого, который на цепи медведя держал. Веришь ли – полный эмалированный тазище золота и драгоценностей накидали. Хозяина арестовали, а семью с пятью малыми ребятишками – на улицу выгнали. Бедные разнесчастные люди! – бабушка Люба жалеет всех – и «наших» и «ненаших».

Их двухэтажный дом тоже едва не экспроприировали. Отец к тому времени давно умер: овдовела Любина мама в 19 лет. На руках своя годовалая дочка и две старшие, от первого мужниного брака. Савелий, Любин отец, из небогатых, деревенских, был взят котельничским мещанином Федором Мироновичем Безденежных в приемки и наследники. За это он отказался от своей фамилии и взял фамилию тестя.

- Когда отец овдовел и стал владельцем большого двухэтажного дома, Моролиха прочила ему в невесты богатую, а он женился на бедной семнадцатилетней девушке, моей маме . – Жили в нужде. С утра до вечера у нас стрекотала швейная машинка «Зингер», - неторопливо вспоминает свою родословную старушка. - Мама шила мешковину для лошадей. Зачем? Так это сумки такие были, чтобы овес в них для лошади положить. Мешковины отправляли на фронт. Тогда шла мировая война, потом гражданская. А мама все шила и шила…

Еще баба Люба рассказывала, что до революции первый этаж у них снимала семья царского офицера, по званию капитана: «Денщик у него сапоги чистил и с детьми нянчился, обеды варил». Это запомнилось. А в семнадцатом или восемнадцатом квартиранта вместе с женой арестовали, Детишек в приют сдали. «Больше мы их и не видели». Моролиху тоже «раскулачили»: она торговала булками и киселем на базаре. «сразу и померла, сердешная».

Уже после нэпа по соседству с Безденежных построился Василий Яковлевич Белых, а его сына в 37-м упекли на 10 лет за спетую по пьяни частушку: «Купим козу для колхозу, бригадир будет доить. Председатель заболеет, молоком будем поить». Частушку баба Люба неожиданно проговорила-пропела звонко и весело, совсем не по-стариковски. И дорассказала историю про Егора. «Вернулся он из лагерей худющий такой, больной, пиджак на нем болтается, как на вешалке. На работу лагерника никуда не берут. Так он гребни из костей делал и на базаре продавал».

Поведала Любовь Савельевна и о своем житье-бытье. Замуж вышла за Макара Хомякова, но фамилию оставила свою: всю жизнь боялась, что дом опишут и отберут. Троих детей вырастила. Старшая Лялька, Элена Макаровна, школу закончила с золотой медалью, выучилась на врача. Деньги присылала матери и сама иногда приезжала. Старший сын стал инженером, работал на одном из предприятий Котельнича. Однажды не поладил с женой и застрелился. Младший из троих учиться не захотел, работать не получалось, любил выпить, жил с матерью, которую не замечал.

-Чего уж там - чужой век живу. Выйду летом на лавочке посидеть – люди все незнакомых мимо спешат, никто не поздоровается, а раньше-то я всех на своей улице знала. Дай-ка мне твою руку - поглажу, а то с живым-то человеком уж не помню, когда и разговаривала. Бабушка Люба разглаживает мою ладонь своими сморщенными пальчиками, которые целых 50 лет стучали когда-то на райпотребсоюзовской машинке. Столько лет проработала Любовь Савельевна секретарем-машинисткой в РПС, а вообще-то общий трудовой стаж у нее был 60 лет.

До своего века, до столетия рождения, бабушка Люба не дотянула несколько лет. Ушла тихо, как и жила. Но остались вот эти удивительные ее воспоминания, которых могло и не быть, если бы не наша с ней случайная встреча.

Татьяна Вылегжанина

фото Ростислав Вылегжанин